День Перемоги - в пам'яті комсомольчан

Історія Великої Вітчизняної війни дуже непроста і час розставить все по своїх місцях. Адже справжні свідчення того лихого часу зберігаються у людській пам'яті. Вона, пам'ять людей, назавжди закарбувала усі 1418 страшних днів і ночей Великої Вітчизняної війни.
Хто ці люди? Всі ті, хто боровся на полях битв і в партизанських загонах, хто надривав своє здоров'я в трудовому тилу і хто пережив окупацію, хто страждав у полоні, кому була уготована доля остарбайтерів, кому випало на долю воєнне дитинство. Ці люди - поруч з нами, озирніться! Ми впевнені, що ви впізнаєте їх…



Неживая Диана Александровна:
Мы жили тут, на Полтавщине, в с. Нижняя Мануйловка Козельщенского района. Я была ещё маленькой, но хорошо помню, как немцы стояли в нашем доме и у соседей. Помню еще как в окопе с мамой сидели, когда фашисты отступали по дороге «Дяченки-Кременчуг». Наши их обстреливали трассирующими пулями, которые было видно на несколько километров. А когда бой закончился, мы с мамой подошли к реке Псел, смотрим, а по воде плывет солома, и вся вода красная от крови. Запомнилось мне это на всю жизнь. Перед отступлением фашисты сожгли все наше село, остался только один-единственный дом, и то благодаря тому, что крыша у него была железная. Голодно было, помню. В колхозе «кандер» (суп из пшена) варили и этим поддерживали людей. Многие бы умерли с голода, если бы не эта поддержка. Хочу сказать еще, что во время войны люди были дружные. Не такие, как сейчас, а очень дружные, помогали друг другу, делились последним куском хлеба.

Оксана Лавроновна Ковтун:
Когда пришли в село фашисты, я была ещё 11-летним подростком. Жили мы в тогда в с.Драбовка Корсунского района Киевской области. Когда немцы наступали, шли к Днепру, они были у нас в селе одни сутки, а когда отступали, то стояли целых два месяца. Сами жили в домах, а хозяев выгоняли в сараи. Нам повезло, что наш дом стоял возле леса, а немцы партизанов боялись, поэтому к нам в дом не селились. А вообще было страшно - творили фашисты, что хотели, издевались над людьми, особенно над девушками. Ловили на улицах, искали в домах, насиловали, калечили, убивали. Родители прятали их, порой ценой собственной жизни. Младшая сестра моей мачехи ночевала у нас, так среди ночи фашист пришел и давай присвечивать спичкой – искал девушку. А я взяла и задула спичку раз, второй. Так меня фашист ударил, было очень больно и страшно. Фашисты гоняли людей к Днепру окопы копать, многие из наших сельских не возвратились домой с этих работ. Помню полицаев и хочу сказать, что часто они были противнее даже, чем сами немцы, потому что выслуживалисть перед ними, наслаждались властью над людьми, издевались над своими односельчанами. Всю молодежь, начиная с 16-летнего возраста, насильно угоняли в Германию на работу. Очень многих угнали тогда, только с нашей улицы увезли несколько человек: Пашку, Наташку, Катерину. Когда немцы отступали, грабили все подряд. Меня мачеха отправили в лес, чтоб я спрятала корову, благодаря ей мы выжили.

Валентина Ильинична Воронова:
Во время войны я была маленькой, жили мы на Урале. Фашистов никогда не видела, но хорошо помню, что голодно было и помню День Победы. Было раннее утро, все спали на полу, и тут вдруг громкий стук в окно и громкий голос: «Чего вы спите, вставайте! Победа! Война окончилась!» Это у нас в деревне был дядя Егорка, так он бегал по улицам и стучал во все окна, будил всех и поздравлял с Победой. Мы все вскочили, такая радость была, не передать даже словами. В магазин пошли, а там полные полки хлеба! Нам учительница, когда шла война, рассказывала: «Подождите, вот придет Победа, увидите - будет много хлеба в магазинах»… Голодно было очень в войну, почти весь хлеб на фронт отправляли. Да, голода и холода всем хватило… Всем…

Екатерина Ивановна Ослопова:
Я сама с Урала, во время войны под Вяткой жили. Муж мой на фронте воевал, за трехлетней дочкой свекровь приглядывала, а я - в колхозе. Работали очень тяжело, без выходных, от темна и до темна – весь световой день. Мужчин же не было – все на фронте, работали одни женщины. Лес заготовляли, пахали на восьми лошадях плугами, хлеб сеяли, молотили, мешки с зерном таскали, сено косили. Очень трудно было… А когда Победу объявили, мы тоже на поле были. Смотрим - бригадир бежит и кричит: «Война окончилась!» Мы лошадей распрягли и поехали скорее все домой. У кого мужья погибли, все плачут. И радость, и слезы…

Ефросиния Федоровна Тимченко:
Когда началась война, мне шел шестнадцатый год. Жили мы тогда в с. Конела Жашковского района Черкасской области. Хорошо помню начало войны: был базарный день, и когда объявили о начале войны, то все люди не шли, а бежали по домам; в небе кружили немецкие самолеты с крестами. Через наше село, в аккурат по середине, проходила дорога «Киев-Одесса» и через несколько дней по ней начали эвакуировать скот - гнали целые караваны лошадей, коров. А потом в село зашли немцы, они три почти месяца стояли в Конеле. У людей ничего не стало: фашисты все с огородов забирали, коров и телят резали – все в котлы для своих солдат. Немцы были разные, были и такие, кто насиловал женщин, издевался над людьми. Позднее, когда они пошли на Киев, в село приехало много мадьяров и чехов. У кого в селе девушки были – было горе, они прямо охотились за ними. А весной 1942 года начали забирать нашу молодежь в Германию – тоже беда была. Прятались, кто как мог: в ямах, на чердаках, в лесах. Меня саму забирали три раза! Первый раз отвезли в районный город Жашков, где собирали людей для отправки в Германию. Там мне помогла спрятаться местная жительница, наша бывшая односельчанка. Она отвела меня к своим знакомым на сахарный завод и я в какой-то коммунальной квартире 18 дней пряталась на печи. А в той квартире жило много семей и каждый день кто-то пек хлеб, а я – на печи! Дышать было нечем, жарко невыносимо, а слезать с печи нельзя было, только ночью выходила на улицу подышать. Потом пришла из села моя мать и забрала меня. Через две недели меня снова поймали и все-таки забрали для отправки в Германию. Двое суток держали в Жашковской школе вместе с такими же, как я, а потом всех нас погрузили в вагоны, предназначенных для перевозки скота, и отправили по железной дороге в Германию. Где-то в районе Жмеринки парни вырвали несколько досок из пола вагона и через это отверстие пятерым удалось бежать прямо на ходу поезда, среди них была и я. Помню, как парни говорили: «Хочешь жить – выпадай и прилипай к земле, а то затянет под колеса». Одному парню при этом все-таки отрезало одну ногу, мы его несли на себе три километра до ближайшего села. Потом все оправились по домам, шли только ночью, голодные-холодные, по безлюдным полям, чтоб немецкие солдаты не поймали. Одного из наших парней за километр до села фашисты все-таки заметили и застрелили… В третий раз забирать в Германию пришли за мной уже полицаи, отвели на допрос. Допрашивали, почему я все время убегала, почему не хочу ехать туда? Били очень (шрамы остались до сих пор), пока я не потеряла сознание. Потом бросили меня, подумав, что я умерла, и пошли ужинать. А я в это время очнулась, встала кое-как и пошла по улице, правда, не соображая в какую сторону идти. Знакомый парень, переодетый в женскую одежду (он тоже пряталася от отправки в Германию) помог добраться домой. Мама меня, избитую, отвела в соседнее село к знакомому врачу, который сделал мне операцию, и я какое-то время пряталась в том селе. Отец мой был партизаном и, узнав о случившемся, забрал меня к себе в лес, где я помагала готовить еду для партизан. Командиром партизанского отряда был Владимир Коваль, которого все называли Лодзьо. Два раза видела самого Сидора Ковпака, руководителя партизанского движения, он приезжал к нам в отряд… Много помню, много. Такое разве забудешь.

Лидия Александровна Лойко:
Мой отец, Александр Алексеевич Поповиченко, был малолетним узником фашизма. И хоть его нет в живых уже несколько лет, вся наша семья свято чтит память о Великой Отечественной войне. В то время отец, вместе со своей матерью, жил в г. Макеевка Донецкой области. В апреле 1942 года во время облавы его, пятнадцатилетнего, схватили и насильно вывезли в Германию. Сначала отец попал в Врексен на Бастиангофе, в немецкую семью, работал в большом личном хозяйстве немца. Хозяин был очень жестокий, заставлял работать от темна до темна без передыху. Познания немецкого языка у отца тогда были небольшие, поэтому он не всегда понимал то, что говорил хозяин. И если что-то делал не так, тот нещадно избивал отца кнутом, да так, что раны на теле просто не успевали заживать. Тогда отец решил совершить побег. Ему это удалось, да только вскорости он был пойман и отправлен на шахты в немецкий город Мерс. Там было очень много наших пятнадцати-шестнадцатилетних мальчишек, но были и совсем дети возрастом по десять-тринадцать лет. Отец много рассказывал о том времени, об ужасных условиях подневольного труда: кормили очень плохо, на поверхность почти не выводили, выходных не было, работали в несколько смен, передышек во время смены надзиратели не давали, за малейшую провинность нещадно били, было очень тяжело… Много людей умирало от болезней, от недоедания, от физического истощения. Фамилий ни у кого не было, каждый имел свой номер, у отца был номер № 3772. Когда до конца войны оставались считанные месяцы, гитлеровцы начали нервничать, прошел слух о том, что все остарбайтеры будут уничтожены. Во время одной из американских бомбардировок моему отцу удалось сбежать с шахты. Впереди были месяцы скитаний по чужой земле и скрывания от эсэсовцев, пока он не вернулся на Родину. Я хорошо помню его слова о том, что это был самый счастливый момент в его жизни. Отец рассказывал, что когда в июле 1945 года он вернулся в Макеевку, то припал к земле и целовал ее, настолько ему была она дорога. В 1994 году, будучи уже был на пенсии, мой отец возглавил в Комсомольске общественную организацию «Украинский союз бывших малолетних узников фашизма» и занялся поиском людей, кто в малолетнем возрасте был угнан в Германию. В самом Комсомольске и близлежащих селах он проводил большую поисковую работу, сумел разыскать 319 человек, являющихся малолетними узниками фашизма. Отец помогал этим людям собирать необходимые документы, которые потом отправлял в Германию для проверки и подтверждения. Все это делалось для оказания помощи этим людям, т.к. все это делалось через общественные организации в Украине. Так, помогая людям, он и работал до самого последнего дня своей жизни.

Владимир Мартынович Журкевич:
Родился я в 1926 году, во время войны жил в городе Ровно. Что я помню о том времени? Да ничего хорошего - везде война, разруха была. Во время оккупации фашисты делали облавы, ловили людей прямо на улицах, сажали в машины, везли на край города и там расстреливали. Молодых забирали в Германию, меня спасло только то, что я был ростом маленький. Нас было пятеро детей в семье, я самый старший. Отец на фронте воевал, мать заболела и умерла, осталось у меня на руках четверо младшеньких, я им был и за отца, и за мать. Дом наш во время бомбежки сгорел, жили по соседям, знакомым. Хлеба мало было, но я старался младших сестер и братьев прокормить, огород спасал. Трое выжили, две сестры и брат, а одного похоронил. Отец с войны так и не вернулся, в начале 1945 года прислали похоронку.

Надежда Ивановна Емец:
Во время войны мы с мамой жили в Миргородском районе Полтавской области. Отец был на войне, с которой так потом и не вернулся, погиб. Во время оккупации в 1943 году меня, пятнадцатилетнюю, угнали в Германию. Везли нас шестнадцать дней в вагонах, предназначенных для перевозки скота, кормили хлебом из просяной шелухи и баландой. Мы все измученные были, обессилевшие. В Германии пришлось два года работать на хозяина в немецкой деревне Штольц недалеко от Берлина. В мои обязанности входило доить сначала восемь, а потом двенадцать коров, ухаживать за ними, а также в поле работать. Было очень тяжело, работали с утра до ночи – от темна и до темна, без выходных. Только по воскресеньям после обеда хозяин отпускал на пол-дня увидеться с девушками-землячками, такими же как я, угнанными в Германию. Освободили нас 8 мая 1945 года, а домой добралась аж в октябре.

Анастасия Григорьевна Воробей:
Я была маленькой, когда война началась. Жили мы тогда в селе Жовтневом Черниговской области. Нас у мамы было четверо, было холодно, голодно. До сих пор помню, какими вкусными тогда были мелкие дикие яблоки. Когда есть хочется, все вкусным кажется. Дом наш сожгли немцы. Недалеко в леске стояла фашисткая кухня, а на одном из деревьев у них стоял пулемет, и пулеметчик обстреливал весь наш «куток» села. Так и сгорели все дома, а вместе с ними и наш дом. Мы одно время ютились у родственников в селе, а после войны ещё девять лет в погребе жили. Всего натерпелись…

Ольга Ефимовна Райциз:
Когда началась война, мне было двенадцать лет. Помню все очень хорошо. Отец был на фронте, а мама, я и моя сестра жили тогда в селе Нехвороща Новосанжарского района Полтавской области. Во время оккупации в нашем селе стояла фашистская комендатура, страшно было. Немцы завели у нас «пятихатки», «десятихатки» - как звенья и бригады в советских колхозах, заставляли и взрослых, и детей работать на полях, а урожай забирали. Голодно было очень.

Петр Игнатьевич Поддубный:
Наша семья из местных, жили в то время в селе Пидусты. Отцу моему, Игнату Устимовичу Поддубному, было сорок три года, когда его призвали в войска. В 1943 году собрали человек триста мужчин из всех наших окрестных сел: Горишние Плавни, Пидусты, Новошевченки, Чирвовка, Пришиб, Ерестово, Лавринковка. Проводили для них учения, обучали обращаться с оружием, готовили к участию в «ложной переправе» через Днепр. Учения проходили в том месте, где потом был завод железобетонных изделий. Однажды утром отец ушел на учения вместе с шестью односельчанами, а через четыре часа их уже привезли убитых. Кому ногу оторвало осколками, кому руку… Отцу осколком грудь пробило, прямо там, где серце. Я был маленький, на всю жизнь запомнил эту дырочку от осколка на его куртке. Рассказывали потом, что в районе с. Каменные Потоки на горе, расположенной на правом берегу Днепра (у нас ее называли Синей горой), был фашистский расчет. Гитлеровцы прямой наводкой начали обстреливать место, где проходили военные учения наших односельчан, среди которых был мой отец... Нас у матери пятеро осталось, было очень трудно и голодно, мать от голода даже пухнуть начала. Ели все, что росло в селе – калачики, лободу, щерицу, камыш… Столько пережито, что не выскажешь и словами…

Николай Павлович Вечеря:
Помню, как объявили о начале войны… Жили мы тогда в селе Власовка Зеньковского района Полтавской области. День тогда был солнечный, жаркий, все начали готовиться к эвакуации. Эвакуировались тремя колоннами, в первой гнали колхозный скот. Вторыми шли военнообязанные, их было человек пятнадцять, и на всех лишь одна винтовка и к ней пять патронов. В этой колонне был и мой отец. Мы с матерью и дедом были в третьей колонне, состоявшей из односельчан с нехитрым домашним скарбом. Я потихоньку пристроился к колоне военнообязанных, а потом… Потом налетели «мессершмиты» и начали стрелять по колоннам, показались немецкие танки... Отец с товарищами пошел дальше, а мы вернулись домой: дед, мать и мы, пятеро детей. Мать сразу же арестовали, думали, что отец пошел в партизаны… Помню, как первый раз увидел фашиста. Это был немецкий разведчик, он приехал на мотоцикле и стал осматриваться. Я спрятался в кустах и наблюдал за ним: фашист достал из коляски карабин, прицелился вдаль и выстрелил. Я потом бегал туда посмотреть: он прострелил насквозь обе щеки нашему односельчанину, который пробегал по улице... Во время оккупации в селе были оставались только инвалиды, старики, женщины и дети. Фашисты организовали «общественный двор» по типу нашого колхоза и заставляли работать на них, а урожай весь забирали.

Сергей Александрович Шевчук:
Когда началась война, мне было одинадцать лет. Я жил в селе Людовка Винницкой области. Отца в первые дни войны забрали на фронт, он сразу же и погиб … В семье нас было четверо детей – я и три младшие сестры. Так я остался за кормильца. Как пережили оккупацию? Страшно было… Особенно, когда приставляли к голове пистолет и кричали: «Партизан?» Через наше село проходила центральная дорога, поэтому у нас всегда было скопление немцев. Помню, как вывозили людей в Германию. И скот увозили, даже землю нашу вывозили! Чорнозем наш в Германию вагонами отправляли.

Алексей Михайлович Гаврюшин:
В войну я ребенком был, жили мы тогда в селе Большое Подовечье Милославского района Рязанской области. В семье нашей было восемь детей, отец и старший брат с первого дня войны ушли на фронт. Через нашу деревню фашисты шли на Москву. Сначала прошли одни немцы, которые говорили: «Прячьте все, что есть - за нами пойдут звери». Что это были за немцы, не знаю, может, их коммунисты или социалисты какие?.. Наши сельские жители угнали весь скот в луга и в леса за речку. И правильно сделали – немцы, которые шли следующими, обстреливали дома, били прямо по окнам, мы все тогда в погребах прятались. Эти фашисты забирали во дворах и домах все, что мы не успели спрятать... Помню, голодно было очень. Мать собрала нас, семеро детей, и подалась в город Скопин. Там, в городе на предприятиях организовывали подсобные хазяйства. Матери предложили работать дояркой. В день выдавали 3 литра молока на семью и хлеб по нормам - благодаря этому и выжили. Мы, дети, хоть и маленькие были, тоже работали: ходили на железнодорожную станцию грузить уголь на телеги. Хорошо помню, когда объявили Победу: в тот день на местном нефтезаводе все стучали железками по металлическим корпусам – в городе как-будто майский гром был.

Федор Иванович Лемешко:
Я сам из города Курахово Донецкой области. Во время войны был подростком и очень хорошо помню все, что происходило тогда. Фашистская оккупация длилась у нас три года. В 1941 году немцы зашли в наш город и для организации городского управления стали собирать жителей в кинотеатр «Энергетик». А мы, десяти-двенадцатилетние мальчишки, бегали искали места в передних рядах. Помню, как тогда ко мне подошел один из гитлеровцев и с силой ударил по лицу – сначала с одной стороны, потом с другой, а потом еще и по голове, после чего я потерял сознание. Эту свою первую встречу с фашистами я запомнил на всю жизнь.

Степан Иосифович Очеретнюк:
На войну я пошел в 1944 году, мне как раз исполнилось восемнадцать. Воевал на 2-м Белорусском фронте: прошел Белоруссию, всю Польшу, половину Германии. Запомнился мне один бой в Польше. Мы перед этим всю ночь маршем шли, а немцы по железной дороге высадили свой десант и танки. Мы оказались в окружении… Тяжело рассказывать такие вещи... Бой был недолгим (всего пол-дня), но очень тяжелым. Мне тогда пулей чуть нос не отбило, даже горячей волной под носом воздух прорезало, однако не зацепило – уж и не знаю, кто это за меня так Богу молился... Помню хорошо день, когда узнали о Победе: мы как раз в Германии были, на марше. Идем, растянувшись в походную колонну, я связь сматывал, катушки на горбу нес. Когда вдруг навстречу нам едет парень в полугражданской одежде и размахивает сигнальным флажком. Наш ротный к нему: «В чем дело, неужели снова окружение»? А парень кричит: «Кончилась война!» Вся колонна сразу остановилась, почти все от радости плакали, ведь мы выжили! …Не могу спокойно об этом рассказывать, до сих пор волнение в душе, когда вспоминаю об этом.

Анатолий Кириллович Зимняков:
В 1941 году мне было девять лет, жили мы тогда в Сибири, в Красноярском крае. В нашей семье было трое детей. Началась война и с ней начались все беды. Отца забрали на фронт, мать заболела и умерла, мы остались сиротами. Держались все втроем. Голодно было, карточная система. Мужчин в деревне не было – все на войне. Старики, женщины и дети выживали благодаря тому, что сажали картошку на огородах. Запомнил на всю жизнь день, когда узал о Победе: все бежали на площадь к громкоговорителю. Тех, кто не мог сам ходить, несли на руках, чтобы они услышали, как Левитан объявляет о Победе.

Неля Семеновна Вадумская:
На всю жизнь запомнила День Победы 1945 года. Мы жили тогда на Кавказе в городе Минеральные Воды, я училась в первом классе. Нас в тот день собрали в школе на линейку и объявили: «Мы победили!» и подарили по блокнотику и по два карандаша. Каждому! Вы даже не представляете, какой это был подарок нам, детям! Ведь в войну книг и тетрадей не было, Писали на газетах, оберточной бумаге. На весь класс был один букварь, читать учились по разным книгам, у кого какие были дома. Мы все радовались победе и кричали «Ура!»

Николай Григорьевич Шейко:
Во время войны мы жили на хуторе Вороной Донецкой области. На хуторе работать некому было, потому работали мы, дети. Я был тогда подростком, работал на прицепе. Ночью – в поле, а днем коров пасти. Уставал очень… Не дай Бог детям работать так, как мы в войну работали… Чтобы не голодать, мы по весне сусликов вылавливали на полях, варили их и ели. За этими сусликами даже из города люди пешком приходили. Помню день, когда объявили Победу: мы даже бросили работу и побежали все к столбу, где громкоговоритель был. Бежали туда не только мы, а все, кто был в хуторе. Бежали и кричали кто что: кто «Ура!», а кто «Слава Богу!» Все плакали от радости, что выжили, что пережили войну…